Том 5. Повести и рассказы - Страница 125

125

— Прекрасное у вас пальто, Александр Иваныч.

— Ты находишь?

— Очень даже нахожу.

— И я нахожу, что недурное и греет отлично.

Вслед за тем были куплены и надеты новая пара платья, сапоги, теплые калоши и перчатки. Теперь «граф» был решительно неузнаваем и глядел совсем барином. И походка у него стала будто тверже и увереннее, и стан выпрямился… Антошка только глядел и восхищался.

— И какой же вы важный теперь стали, Александр Иваныч! — говорил Антошка.

Они зашли в парикмахерскую. «Граф» велел подстричь себе волосы и бороду и вышел оттуда значительно помолодевшим.

— Ну, теперь пойдем завтракать, Антошка…

Они зашли в ресторан. Лакеи предупредительно спрашивали «графа», что он прикажет.

— Видишь, Антошка, что значит платье, — усмехнулся «граф», заказав завтрак, — зайди я в прежнем платье, так, пожалуй, и не пустили бы, а теперь… юлят, подлецы…

«Граф» выпил рюмку водки, потом другую и хотел было выпить третью, как Антошка робко заметил:

— Не вредно ли вам будет, Александр Иваныч?

«Граф» несколько смутился и сказал:

— Ты прав, Антошка… Спасибо… И впредь останавливай меня… Лучше спросим полбутылки красного вина… Это будет полезно… И ты можешь выпить немного… Человек! Полбутылки бордо… Да подогрейте, пожалуйста! — обратился «граф» к лакею.

Заиграл орган, и Антошка пришел окончательно в восхищение и от вкусного завтрака, и от полустакана вина, и от музыки, и от того, что его покровитель такой представительный в своем новом платье, такой веселый и довольный…

После завтрака они отправились снова в лавки и вернулись домой только в четвертом часу с огромной корзиной, полной всякого добра. А дома уже принесены были две железные кровати с мягкими матрацами.

— Ну вот и мы! — весело говорил «граф» встретившей их Анисье Ивановне.

— С покупками, Александр Иваныч! И какой же вы, можно сказать, нарядный, Александр Иваныч! — воскликнула хозяйка, когда разглядела при свете лампы костюм Опольева.

Теперь эта комнатка показалась Опольеву еще мрачнее и теснее.

— А вот и вам позвольте поднести, Анисья Ивановна! — проговорил «граф», подавая квартирной хозяйке штучку шерстяной материи.

— Ах, что вы! Зачем такое дорогое! — говорила, тронутая подарком, Анисья Ивановна, рассыпаясь в благодарностях.

— Полноте, Анисья Ивановна… И шелковое купил бы, если б мог… Да вот бодливой корове бог рог не дает… Ну-с, обмундировались мы вполне с Антошкой… И платья и белья — всего накупили… Не угодно ли взглянуть, хорошо ли белье… Вы толк в белье понимаете?

Открыли корзину, и Анисья Ивановна одобрила белье… Все было очень хорошо, и всего было довольно для обоих.

— Что, много вы истратили денег-то? — полюбопытствовала Анисья Ивановна…

— Сто с чем-то… Еще на запас осталось… Кое-что еще надо купить… Там видно будет на новой квартире… Ну, а теперь самоварчик, да пожалуйте к нам чай пить, Анисья Ивановна.

На следующее утро в одной из дальних линий Васильевского Острова была приискана светлая, довольно приличная комната от жильцов, вдовы старухи чиновницы с дочерью и с сыном, технологом-студентом, и в тот же день, после горячего прощания с Анисьей Ивановной, прежние ее жильцы отправились на новую квартиру…

Когда они ехали по Васильевскому Острову, Антошка вдруг дернул «графа» за рукав, указывая на вереницу девочек, которые выходили попарно из подъезда.

— Александр Иваныч! Анютка! — радостно воскликнул Антошка. — Как она попала сюда?.. Что это за девочки?

— Они в приюте, куда и тебя хотела поместить княгиня.

— А Анютку можно увидать?.. Можно к ней прийти?

— Я думаю, можно… Мы навестим ее…

— То-то… Каково-то живется Анютке?..

— А вот расспросим… И снесем ей чего-нибудь…

— Это хорошо… А то кормят поди не очень! — заметил Антошка, питавший к приютам благодаря княгине сильную ненависть.

К вечеру жильцы устроились на новой квартире и рано легли спать. Эти мягкие матрацы, чистое белье, теплые новые одеяла, этот уют и теплота комнаты — все это казалось прежним горемыкам чем-то необыкновенно хорошим и приятным, каким-то земным раем.

Оба они заснули с радостными мыслями о предстоящей им новой жизни.

XXX

Несколько месяцев пролетело для «графа» и Антошки совсем незаметно.

После многих лет «собачьего» существования, полного лишений, бродяжничества и всяких неожиданностей, им обоим было особенно приятно несколько монотонное однообразие регулярной жизни людей, более или менее обеспеченных, не заботящихся о завтрашнем дне.

И какое счастье испытывали оба эти горемыки, живя по-человечески, в теплой, светлой, опрятной комнате, одетые в приличный костюм, обутые, умытые, в чистом белье, не чувствующие себя какими-то отверженцами.

Теперь они никого не боялись.

Теперь им не для чего было выходить на работу, за добычей, не всегда верной и обеспечивающей обед, незачем было зябнуть на холоде или мокнуть на дожде в отрепьях, выслеживая сердобольных или подгулявших людей.

Все это казалось им давно прошедшим, хотя ни «граф», ни Антошка не забывали его и при случае вспоминали о нем.

Теперь благодаря счастливой случайности — доброй девушке, встретившейся на их тернистом пути, — они ежедневно, и даже в определенные часы, пили чай со свежими булками, не рассчитывая, хватит ли куска сахару на несколько стаканов, и обедали настоящим образом: не объедками и отбросами закусочных, а получали от квартирной хозяйки — видимо, порядочной женщины — два сытных блюда, приготовленных из свежей провизии.

125