Том 5. Повести и рассказы - Страница 129

129

— Вот, брат, у нас и непредвиденный доход будет. Ведь это недурно, а?

— Очень даже хорошо, Александр Иваныч, но только…

— Что только?

— Очень уж вы утомляете себя за этими таблицами… Вы бы поменьше их переписывали, Александр Иваныч. А то недолго и заболеть!

— Вот вздор! Вовсе не утомляюсь… Напротив, теперь я чувствую себя куда здоровее, чем прежде! — храбрился «граф».

XXXI

Май стоял замечательно теплый.

В одно из воскресений, в конце месяца, граф и Антошка, оба одетые по-праздничному, в довольно приличных костюмах, после вкусного пирога шли в приют общества «Помогай ближнему!» навестить Анютку. В корзине, которую нес Антошка, были большой кусок пирога, полфунта колбасы и коробка леденцов.

Они поднялись в хорошо знакомую им небольшую приемную со скамьями около стен. Там уж сидели по кучкам посетители — преимущественно женщины плохо одетые — вместе с девочками, которых они навешали.

И от этой приемной, чистой, аккуратно выметенной, и от этой словно проглотившей аршин надзирательницы, и от этих приютских девочек, словно бы похожих одна на другую благодаря казенным темным платьицам и чепчикам на головах, веяло чем-то мертвящим… Все здесь напоминало не то казарму, не то хорошо устроенное тюремное заключение, а эти девочки — хорошо выдрессированных куколок с лицами, по большей части бледными, в выражении которых было что-то приниженно-лицемерное и в то же время несколько торжественно-праздничное. Не слышно было ни громкого разговора, ни веселого смеха, точно это сидели не дети, полные жизни, а какие-то крошки-монашки, приговоренные обществом «Помогай ближнему!» к неустанному покаянию, вероятно за то, что они имели счастье пользоваться милостями благотворительниц, во главе которых стояла непреклонная княгиня Мария Николаевна Моравская, обладавшая замечательными способностями накладывать печать казенщины и формализма на подведомственные ей благотворительные учреждения, которые она считала, конечно, образцовыми.

После добрых пяти минут ожидания к «графу» и Антошке подошла тихими, равномерными шажками маленькая девочка, чинная, тихая, с опущенными вниз глазами, совсем не похожая на ту востроглазую шуструю Анютку, которая прежде с особенной назойливостью приставала на улицах к «миленьким барынькам» и «добрым баринам», выпрашивая копеечку для «голодной маменьки», и строила недобрым прохожим, гонявшим ее прочь, самые оскорбительные гримасы, а подчас и запускала ругательные словечки, попрыгивая от холода на одной ножке.

Княгиня Моравская могла гордиться: разница между прежней Анюткой и этой степенной девочкой была такая же разительная, как между живым существом и мертвецом.

— Здравствуй, Анюта, — промолвил «граф».

— Здорово, Анютка! — приветствовал Антошка свою старую приятельницу, которой он всегда покровительствовал во время пребывания у «дяденьки».

— Здравствуйте, Александр Иваныч. Здравствуй, Антоша! — отвечала Анютка, делая перед Опольевым книксен.

— Ишь как тебя выучили! — засмеялся Антошка.

— Нас всему учат! — степенно заметила Анютка.

— То-то и видно… Совсем ты вроде ученой обезьяны стала, Анютка! — сочувственно заметил Антошка.

— Такие слова нехорошо говорить, Антоша. Это только мужики такие слова говорят! — нарочно громко проговорила девочка, оглядываясь на «аршин» в темном платье, сидевший неподалеку.

— Не приставай к ней, Антошка… У них тут этого нельзя! — вступился «граф». — Ну, садись около нас, Анюта… Рассказывай, как живешь… Хорошо тебе тут?.. Да вот возьми гостинца.

— Очень хорошо… Благодарю за гостинец, Александр Иваныч.

— Ой, врешь, Анютка! — проговорил Антошка. — Ничего тут у вас нет хорошего…

— Зачем я буду лгать? Лгать грешно!.. — выговорила Анютка словно затверженный урок и снова посмотрела на надзирательницу.

— Да ты не бойся этой рыжемордой, Анютка… Чего ты все на нее смотришь?.. Она не услышит…

— Она все слышит, — почти шепотом произнесла девочка.

— И бьет? — так же тихо спрашивал Антошка.

— У нас не бьют! — с обиженным видом сказала Анютка.

— Не бьют? — удивился Антошка. — Значит, порют.

— И не порют.

— А как же у вас наказывают?

— Без обеда наказывают… Одну в комнате оставляют… Заставляют молитвы читать…

— И тебя так наказывали? — допрашивал Антошка.

— Нет… я хорошо себя веду; меня редко наказывают.

— А кормят хорошо? Сыта по крайней мере? — спросил «граф».

— Хорошо… Только в постные дни не очень… Только вы об этом никому не говорите, а то достанется! — опять шепотом проговорила Анютка.

— Кому ж я буду говорить, дурочка! — ласково шепнул «граф» и, поглядев с грустной улыбкой на Анютку, прибавил: — Ну и дрессирует же здесь вас, бедненьких, моя кузина…

— Какая кузина?

— Да княгиня Моравская.

Анютка широко раскрыла глаза и, видимо, не поверила, чтобы княгиня Моравская могла быть кузиной господину, который запанибрата с Антошкой.

Однако она промолчала.

— Она часто бывает у вас?

— Часто. В неделю два раза.

— И вы любите ее?

— Как же не любить? Она наша благодетельница. Мы за нее каждый день молимся.

— Гм… Похвально… Похвально! Кто же это заставляет вас за нее молиться? — спрашивал «граф».

— Начальница.

— Эх, кузина… кузина! — прошептал сквозь зубы «граф», и по его губам скользнула ироническая улыбка.

«А ведь тоже думает, что вырывает людей из когтей порока!» — пронеслось у него в голове.

Они поговорили еще с Анюткой с четверть часа, и говорить больше решительно было не о чем. И Анютка, видимо успевшая заслужить себе реноме благонравной девочки и боявшаяся надзирательницы, не особенно охотно отвечала на щекотливые вопросы, а больше бросала украдкой быстрые и жадные взгляды прежней Анютки на корзинку с гостинцами.

129